Труды аввы дорофея. Православная электронная библиотека

«Душеполезные поучения» аввы Дорофея - одно из самых читаемых аскетических творений. Читая его на наших уроках, мы часто останавливаемся на приведенных там примерах - ярких, наглядных, запоминающихся. Ими авва Дорофей иллюстрирует духовную жизнь христианина, и благодаря этому, поучения становятся понятнее и доступнее. С такого примера мы и начнем сегодняшний урок.

- «Душеполезные поучения» аввы Дорофея - одно из самых читаемых аскетических творений. На протяжении вот уже пятнадцати столетий христиане черпают в этой сокровищнице богатейший духовный опыт. Как искоренять страсти и приобретать добродетели? Как проходить путь Божий разумно и внимательно? Ответы на эти вопросы мы находим и на наших уроках, читая поучения преподобного Дорофея. А слушая пояснения и размышления протоиерея Алексия Яковлева по поводу прочитанного, понимаем, что все эти слова говорились и для нас, по крайней мере для тех, кто искренне стремится идти узким путем спасения.

А чтобы эти поучения были нам предельно понятны и доступны, авва Дорофей иллюстрирует их множеством жизненных примеров - ярких, наглядных, запоминающихся. Так, читая на прошлом уроке двенадцатое поучение, которое называется «О страхе будущего мучения и о том, что желающий спастись никогда не должен быть беспечен о своем спасении» , мы остановились на одном из таких примеров. В нем авва Дорофей показывает загробную участь грешников, но при этом он не пугает нас, а с любовью и заботой предупреждает о возможной опасности. С этого примера мы и начнем сегодняшний урок.

«Хотите ли, я объясню вам на примере, что я говорю вам? Вот пусть кто-нибудь из вас придет, и я затворю его в темную келлию. Пускай он хотя только три дня не ест, не пьет, не спит, ни с кем не беседует, не поет псалмов, не молится и не вспоминает о Боге (перечисление того, чего не нужно делать); и тогда он узнает, что в нем будут делать страсти».

Всего тут несколько строчек, но я думаю, что если человек посидит, подумает, даже затворяться в келье не надо - он сообразит, что авва Дорофей предлагает здесь пример того, что действительно происходит с человеком во время адского мучения, что у него нигде нет (здесь искусственно, конечно), ни утешения телесного, ни духовного, даже, как он говорит, «не вспоминает о Боге» . Ни там, нигде никакого успокоения не будет.

Но «он еще здесь находится (в конце концов, человек в обморок может упасть, сознание потерять - и хорошо), но насколько же больше по выходе души из тела, когда она предается страстям и останется одна с ними, потерпит тогда она, несчастная. По здешним скорбям вы можете несколько понять, какова тамошняя скорбь. Ибо когда у кого-нибудь делается горячка, то что воспаляет его (какая причина)? Какой огонь или какое вещество производит это желание? Если же кто-нибудь имеет тело желчное и худосочное (имеется в виду, что там и гореть-то особенно нечему)?» И окончание примера: «Так и душа, охваченная страстями, всегда мучается, несчастная, своим злым навыком (сам себя ты, грешный, мучишь), имея всегда горькое воспоминание и томительное впечатление от страстей, которые беспрестанно жгут и опаляют ее» . Это классическое описание мучений связано с тем, что человек мучается сам собственными страстями.

«Кто может вообразить себе эти страшные места, где тела мучаются, а страдание души усиливается?»

Странно, что именно здесь он не стесняется - может, ему проще, - но и нам не стыдно за авву Дорофея, что он приближается здесь, насколько возможно, к рассказам о сковородках, жаровнях и тому подобному. Один из довольно умных людей сказал: «Знаете, как будет обидно и странно и, надо признать, не без злой иронии или сарказма, когда ржавший над сковородками попадет (не приведи Бог) в ад и обнаружит там эти сковородки». Как-то меня всегда это очень сильно впечатляло. Так-то это смешно, но многие жестокие, страшные, обидные и несправедливые вещи довольно глупы, и если не смешны, то неуклюжи. Зло, страсть, демоны не обладают изящно-прекрасным умом, вроде бы нет? Почему бы им сковородками не пользоваться? Они тоже там же мучимы, это ясно, но одно другому не мешает.

«Кто может вообразить себе тот страшный огонь и тьму, кто может вообразить себе тех безжалостных мучителей и другие бесчисленные томления, о которых часто говорится в Божественном Писании?»

Кто это может вообразить? Ответ аввы Дорофея: а что ты воображаешь? Ты это вообразил, тебе кажется, что это невозможно, а может, это возможно, просто у тебя воображения мало. Воображение - своеобразная штука. Кто, говорит он, это может вообразить? Вообразил что-то очень духовное, а тебе пришло очень телесное, ты даже и не ожидал этого, думал, тебя сейчас будут хитро и психологически мудрено мучить, а тебя просто по ушам бьют много раз, да и все, и никакой психологии. И это правильно. Ты думал, что тебя будут бить, а тебя оставили без еды и питья, никто не приходит - и все дела, ничего такого.

Тут дело не в богатстве воображения, а в том, что оно человека куда-то уводит, а там и воображать-то особо нечего. Чтобы демонам, страстям обмануть человека, им не нужно много ума: мы же знаем, что огромное количество мошенничеств, обманов, воровства совершается не с помощью изящных умственных кунштюков. Для того чтобы обмануть человека, в том числе умного, не требуется ума и запредельной хитрости - требуется жестокая наглость, нахальная, и все, больше ничего не надо. Я вот сейчас попрошу у Вас, Ольга Валентиновна, кошелек - и сбегу, громко смеясь, и всё. Вы же не будете ожидать от меня, что я взял у Вас кошелек и убежал. Так и здесь: не ожидаешь, что тебя будут так глупо обманывать, а тебя так глупо и жестоко обманывают.

«Ибо как праведные, по словам святых, получают некие светлые места и веселие ангельское, соразмерно благим их делам, так и грешники получают места темные и мрачные, полные страха и ужаса. Ибо что страшнее и бедственнее тех мест, в которые посылаются демоны? И что ужаснее муки, на которую они будут осуждены? Однако и грешники будут мучимы с этими самыми демонами».

Он подчеркивает, что не просто демоны будут мучить грешников, а это будет их совместное мучение. Христос говорит: идите в огонь вечный, уготованный не людям, а дьяволу и аггелам, помощникам его, бесам, то есть это не просто то место, где те заправляют, - все там, это общее место мучений.

«А еще страшнее то, о чем говорит святой Иоанн Златоуст (я еще раз повторюсь: авва Дорофей приводит глубокие и умные примеры того, что такое это будущее адское мучение): “Если бы не текла река огненная и не предстояли страшные ангелы, а только призвались бы люди все на суд, и одни, получая похвалу, прославлялись бы, а другие отсылались бы в бесчестие, чтобы не видеть им Божьей славы, то и наказание вот этим лишь только стыдом и бесчестием, и скорбь об отпадении от таких великих благ, не была бы она ужасней всякой геенны?”»

Другое описание ада, когда Иоанн Златоуст (видимо, специально для тех, кто потом будет по этому поводу всячески ухмыляться) говорит: ну уберите это, пожалуйста. Убрали? А в остатке что осталось? В остатке осталось больше, чем даже было.

«Тогда и самое обличение совести, и самое воспоминание о сделанном (о дурном), как мы сказали выше, будут нестерпимее бесчисленных и неизреченных томлений. Ведь души помнят все, что было здесь, как говорят отцы, и слова, и дела, и помышления, и ничего из этого не могут забыть тогда». То есть самое важное, определяющее в жизни человеческой - авва Дорофей на этом настаивает, - после смерти человек помнит. Он оговаривается, что в псалме сказано: «В тот день погибнут все их помышления» - мы часто эти слова поем во время богослужения, - и авва Дорофей подчеркивает, что это говорится о мимолетных помышлениях века сего. Интересное перечисление дается: о строении, об имуществе, о всяком даянии и получении (извините меня, экономисты, - об экономике, видимо), и почему-то он упоминает о родителях . Мне кажется, что он это делает здесь, во многом ориентируясь на то, что перед ним монахи, такой сугубо острый педагогический ход, - наверное, в это смысле надо рассматривать. Так-то это очень жестко, может, в этом месте нам не стоит соглашаться с аввой Дорофеем, тем более что и он в другом месте не со всем соглашается.

«Все сие вместе с тем, как душа выходит из тела, погибает для нее, и из всего этого она тогда ни о чем не вспоминает и не заботится. А что она сделала относительно добродетели или страсти, все то помнит и ничто из этого для нее не погибает: но если человек принес кому-нибудь пользу или сам получил ее от кого-либо, то он всегда памятует получившего от него пользу и оказавшего ему оную. Также и если получил от кого-либо вред или сам сделал кому-нибудь вред, то всегда помнит и сделавшего ему вред, и потерпевшего вред от него».

Авва Дорофей здесь как-то протокольно-технически описывает, но это тем более впечатляет, это постоянное повторение: если ты дал или ты получил, ты это помнишь, того и другого, и с другой стороны так же, - пишет, никуда не торопясь. «И ничего, как я сказал, не забывает душа из того, что она сделала в этом мире, но все помнит, хоть и вышла из тела, и притом еще лучше и яснее, потому что освободилась от земного сего тела» , то есть ничего не мешает ей из телесных вещей, наоборот даже.

Он вспоминает: «Некогда говорили мы об этом с одним великим старцем, и старец сказал, что душа, по выходе из тела, помнит страсти и грехи, которые она исполняла, и лица, с которыми совершала их. А я говорил ему: может быть, это и не так; но, конечно, она будет иметь злой навык, полученный ею ко греху, и будет вспоминать о нем» . То есть авва Дорофей даже как-то ужаснулся: как это - все до мелочей помнить дурное? «Мы долго спорили об этом предмете, желая уяснить его; но старец не соглашался со мною, говоря, что душа помнит и самый вид греха, и самое место, и то самое лицо, с которым согрешила» . Авва Дорофей с этой рельефной остротой вспоминания зла не мог согласиться: ужасно же. «И поистине, если это так, то нам предстоит еще более тягчайший конец, если не будем внимать себе (если не будем беспечными). Потому я и говорю вам, друзья, всегда: старайтесь здесь возделывать добрые помышления, чтобы найти их там (после смерти), ибо что человек имеет здесь, то исходит с ним отсюда, и то же будет он иметь и там (с собой этот багаж заберет)» .

«Позаботимся, братия, чтобы нам избавиться от такого бедствия, постараемся о сем, и Бог сотворит с нами милость: ибо Он есть упование всех концев земли и сущих в мори далече (Пс. 64, 6)».

Здесь авва Дорофей приводит классический пример толкования псалма царя Давида, христианского толкования, которое к историческим обстоятельствам написания псалма особого отношения не имеет, но тем не менее такое понимание для нас утешительно и важно. «Сущии в концах земли, - говорит авва Дорофей, - это те, кто находятся в конечной злобе; а сущии в море далече - те, которые пребывают в крайнем неразумии (но он на этом не останавливается); но Христос есть упование (надежда) и их тоже. Потребен малый труд; потрудимся, чтобы быть помилованными» .

И дальше еще один пример, который стоит запомнить: он хорош с точки зрения запоминания, и как пример он глубок, с разными изгибами мысли: «Если кто имеет поле и оставит его в небрежении, то оно зарастет; и не тем ли более наполнится оно тернием и волчцами, чем более он будет небречь об этом поле? Когда же он придет очистить поле, то не тем ли более должны будут окровавиться руки его, чем больше оно заросло, когда он захочет выдергать ту худую траву, которой дал взойти во время своего нерадения? Ведь невозможно человеку не пожать того, что он посеял. А кто желает очистить поле свое, тот должен сперва совершенно искоренить всю дурную траву; ибо если он не исторгнет совершенно всех корней ее, но только сверху срежет ее, то она опять вырастет» . Потихоньку авва Дорофей переходит к тому, как он будет излагать учение о действии страстей. Почему это поучение тем более драгоценно: мы в нем встречаем один из важных рассказов о том, что такое страсти. Мы это читали, конечно, но здесь важное добавление.

«Исторгнуть нужно самые корни, и когда человек хорошо очистит поле от травы, терния и тому подобного, то должен его вспахать, взборонить и таким образом возделать; а когда оно уже будет хорошо возделано, тогда должно посеять доброе семя».

«Ведь если он после такого очищения (дальше интересно) оставит поле праздным (т.е. пустым), опять взойдет трава (хотя даже корней не было) и, найдя землю мягкую и удобренную от очищения, пустит корни в глубину и более укрепится и умножится на поле. Так бывает и с душою: сперва должно отсечь всякое ветхое пристрастие и злые навыки, которые она имеет: ибо нет ничего хуже злого навыка. И святой Василий говорит: "Немалый подвиг - преодолеть свой навык, ибо навык, укрепившись долгим временем, часто получает силу естества"». Настолько становится соприроден душе конкретного человека, что он воспринимает этот вполне дурной, никчемный, на самом деле не его навык как свою неотъемлемую природную часть.

«Итак, должно подвизаться, как я сказал, против злых навыков и страстей, и не только против страстей, но и против причин их (против корней); ведь если не исторгнуты корни, то терние необходимо опять вырастет, тем более что некоторые страсти ничего не смогут сделать, если человек отсечет причины их» . И примеры: «Так зависть сама по себе ничто, но имеет некоторые причины, в числе которых славолюбие: ибо кто хочет прославиться, тот завидует прославленному или предпочтенному» . Понятно, в принципе. Описание понятно, а бороться сложно.

Гнев происходит от разных причин, по авве Дорофею, особенно от сластолюбия. «О сем упоминает и Евагрий, говоря, что некоторый святой сказал: "Я для того и отвергаю наслаждения, чтобы отсечь причины раздражительности". И все отцы говорят, что каждая страсть рождается от этих трех» - и он перечисляет:

«Каждая страсть рождается от славолюбия, сребролюбия и сластолюбия. Итак, должно не только отсечь страсти, но и причины их, потом хорошо удобрить нравы свои покаянием и плачем, и тогда уже начать сеять доброе семя, которое суть добрые дела.

Если же человек, исправив нравы свои и покаявшись в прежних своих делах, не станет заботиться об исполнении добрых дел и приобретении добродетелей, то на нем сбывается сказанное в Евангелии, в притче о нечистом духе и семи духах, злейших его».

И действительно, если человек справился с какими-то дурными проявлениями (не искоренил, но в значительной степени справился), то, с одной стороны, ему легче становится, а с другой - в более или менее подготовленное поле легче внедряются дурные вещи. Это мы видим на примерах людей, вполне религиозных (я не говорю о конкретных христианах), но если бы они были менее религиозны, то всем было бы от этого значительно легче.

Есть какой-нибудь нехороший человек: есть и есть, и хорошо, ладно, что теперь поделать. А если этот нехороший человек все свои нехорошести, свою дурноту объясняет сугубо возвышенными - религиозными - мотивами, то это уже перебор, тяжело такое переносить. Я говорю не про верующего человека, который какие-то глупости делает, грехи совершает - бывает такое, а как частный и очень яркий пример того, о чем и в евангельском примере говорится и о чем авва Дорофей говорит: когда человек свои грехи, с которыми он до какого-то момента справлялся, начинает объяснять возвышенными, небесными причинами. Здесь спектр очень большой: от вполне благочестивых протестантов, которые высаживаются в Новом Свете, до религиозных психопатических маньяков и до вполне благообразных стражей порядка в православных храмах - разные могут быть проявления того, как у человека может быть все почищено, но есть одна проблемка, когда пришли злые духи и сказали, что тут очень хорошо, прекрасно жить: ничего не разбросано, все подметено, отличненько.

«И невозможно душе пребывать в одном и том же состоянии, но она всегда преуспевает или в лучшем, или в худшем. Поэтому каждый желающий спастись должен не только не делать зла, но и обязан делать добро» . Вот зачем, с аскетической точки зрения, добро делается: если не делает этого человек, сидит просто, то это худо, это плохо получается, потому что «свято место пусто не бывает».

«Поэтому каждый желающий спастись должен не только не делать зла, но обязан делать и добро, как сказано в псалме: уклонися от зла и сотвори благо; не сказано только: уклонися от зла, но и: сотвори благо».

Он приводит простой пример: «Если кто-нибудь привык обижать, то он должен не только не обижать, но и поступать по правде; если он был блудник, то он должен не только не предаваться блуду, но и быть воздержным; если был гневлив, должен не только не гневаться, но и приобрести кротость; если кто гордился (тщеславился, по классификации святителя Игнатия (Брянчанинова)), то он должен не только не гордиться, но и смиряться. Каждая страсть имеет противоположную ей добродетель (практически название статьи святителя Игнатия): гордость - смиренномудрие, сребролюбие - милосердие, блуд - воздержание, малодушие - терпение, гнев - кротость, ненависть - любовь; каждая страсть, как я сказал, имеет противоположную ей добродетель».

Ведущая Ольга Баталова
Записала Ксения Смирнова

Авва Дорофей

ДУШЕПОЛЕЗНЫЕ ПОУЧЕНИЯ

ПРЕПОДОБНОГО ОТЦА НАШЕГО АВВЫ ДОРОФЕЯ ДУШЕПОЛЕЗНЫЕ ПОУЧЕНИЯ и послания с присовокуплением вопросов его и ответов на оные ВАРСОНУФИЯ ВЕЛИКОГО и ИОАННА ПРОРОКА

«Душеполезные поучения» преподобного Аввы Дорофея - это бесценное сокровище духовной мудрости. Благодать Божия, которой был преисполнен Авва Дорофей, по слову Спасителя соделалась в нем неиссякаемым «источником воды, текущей в жизнь вечную». В книге все христиане - и иноки, и миряне - найдут множество спасительных и душеполезных советов и наставлений.

Авва Дорофей очень доступно и просто говорит о том, что необходимо для каждого человека: о хранении совести, о том, как переносить искушения, как проходить путь Божий разумно и внимательно, о созидании душевного дома добродетелей. Оптинские старцы так говорили о книге Аввы Дорофея: «Соединяя в своих поучениях глубокое ведение сердца человеческого с христианскою простотою, преподобный Дорофей предлагает ясное духовное зеркало, в котором каждый может увидеть самого себя и вместе найти вразумление и совет, как исправить свои душевные немощи и мало-помалу достигнуть чистоты и безстрастия».

Читая эту книгу, мы можем от самого святого Аввы Дорофея получить ответы на множество вопросов духовной жизни, с которыми сталкиваемся каждый день.

Краткое сказание о преподобном Дорофее

Мы не имеем оснований для точного определения времени, в которое жил преподобный Дорофей, более известный в качестве писателя. Приблизительно же можно определить оное свидетельством схоластика Евагрия, который, в своей церковной истории, писанной, как известно, около 590 года, упоминает о современнике и наставнике преп. Дорофея Великом старце Варсануфии, говоря, что он «еще живет, заключившись в хижине» [См. церковную историю Евагрия схоластика. СПб., 1853 г. Ч.4. Г.33]. Отсюда можно заключить, что преп. Дорофей жил в конце VI-го и начале VII-го века. Предполагают, что он был родом из окрестностей Аскалона. Раннюю молодость свою он провел в прилежном изучении светских наук. Это видно из собственных слов его, помещенных в начале 10-го поучения, где Преподобный говорит о себе: «Когда я обучался светским наукам, мне казалось это сначала весьма тягостным, и когда я приходил взять книгу, я был в таком же положении, как человек, идущий прикоснуться к зверю; когда же я продолжал понуждать себя, Бог помог мне и прилежание обратилось мне в такой навык, что от усердия к чтению я не замечал, что я ел, или пил, или как спал. И никогда не позволял завлечь себя на обед с кем-нибудь из друзей моих, и даже не вступал с ними в беседу во время чтения, хотя и был общителен и любил своих товарищей. Когда философ отпускал нас, я омывался водою, ибо иссыхал от безмерного чтения и имел нужду каждый день освежаться водою; приходя же домой, я не знал, что буду есть, ибо не мог найти свободного времени для распоряжения касательно самой пищи моей, но у меня был верный человек, который готовил мне, что он хотел. А я ел, что находил приготовленным, имея и книгу подле себя на постели, и часто углублялся в нее. Также и во время сна она была подле меня на столе моем, и, уснув немного, я тотчас вскакивал для того, чтобы продолжать чтение. Опять вечером, когда я возвращался (домой) после вечерни, я зажигал светильник и продолжал чтение до полуночи и (вообще) был в таком состоянии, что от чтения вовсе не знал сладости покоя».

Учась с такой ревностью и усердием, преп. Дорофей приобрел обширные познания и развил в себе природный дар слова, как о сем упоминает неизвестный писатель послания о книге его поучений, говоря, что Преподобный «был высок по дару слова» и подобно мудрой пчеле, облетая цветы, собирал полезное из сочинений светских философов, и предлагал это в своих поучениях для общего назидания. Может быть, и в этом случае Преподобный следовал примеру св. Василия Великого, наставления которого он изучал и старался исполнять на самом деле.

Из поучений преподобного Дорофея и его вопросов св. старцам, ясно видно, что он хорошо знал произведения языческих писателей, но несравненно более писания св. Отцев и Учителей Церкви: Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоустого, Климента Александрийского и многих знаменитых подвижников первых веков Христианства; а сожительство с великими старцами и труды подвижничества обогатили его опытным знанием, о чем свидетельствуют его поучения.

Хотя мы не знаем о происхождении Преподобного, но из бесед его с великими старцами видно, что он был человек достаточный, и еще прежде вступления в монашество пользовался наставлениями знаменитых подвижников св. Варсануфия и Иоанна. Это оказывается из ответа, данного ему св. Иоанном на вопрос о раздаче имения: «Брат! На первые вопросы отвечал я тебе как человеку, еще требовавшему млека. Теперь же, когда ты говоришь о совершенном отречении от мира, то слушай внимательно, по слову Писания: разшири уста твоя и исполню я » (Псал. 80, 11). Из этого очевидно, что св. Иоанн давал ему советы еще прежде совершенного отречения от мира. К сожалению, до нас не дошли все сии душеполезные слова святых старцев. Мы имеем только те из них, которые сохранились в книге Ответов св. Варсануфия и Иоанна.

Не знаем, какая причина побудила преподобного Дорофея оставить мир, но, рассматривая его поучения и в особенности вопросы св. старцам, можно заключить, что он удалился из мира, имея в виду только одно - достигнуть Евангельского совершенства чрез исполнение заповедей Божиих. Он сам говорит о святых мужах в 1-м поучении своем: «Они поняли, что, находясь в мире, не могут удобно совершать добродетели и измыслили себе особенный образ жизни, особенный образ действования, - я говорю о монашеской жизни, - и начали убегать от мира и жить в пустынях».

Вероятно, на эту решимость имели благодетельное влияние и беседы святых старцев; ибо, поступив в монастырь преп. Серида, Дорофей немедленно предал себя в совершенное послушание св. Иоанну Пророку, так что ничего не позволял себе делать без его совета. «Когда я был в общежитии, говорит о себе преподобный, я открывал все свои помыслы старцу Авве Иоанну, и никогда, как я сказал, не решался сделать что-либо без его совета. Иногда помысл говорил мне: "Не тоже ли (самое) скажет тебе старец? Зачем ты хочешь беспокоить его?" А я отвечал помыслу: "Анафема тебе, и рассуждению твоему, и разуму твоему, и мудрованию твоему, и ведению твоему; ибо, что ты знаешь, то знаешь от демонов". Итак, я шел и вопрошал старца. И случалось иногда, что он отвечал мне то самое, что у меня было на уме. Тогда помысл говорил мне: "Ну что же? (Видишь), это то самое, что и я говорил тебе: не напрасно ли беспокоил ты старца?" А я отвечал помыслу: "Теперь оно хорошо, теперь оно от Духа Святого, твое же внушение лукаво, от демонов, и было делом страстного состояния (души)". Итак, никогда не попускал я себе повиноваться своему помыслу, не вопросив старца».

Воспоминание о большом прилежании, с которым преп. Дорофей занимался светскими науками, поощряло его и в трудах добродетели. Когда я вступил в монастырь, пишет он в 10-м поучении своем, то говорил сам себе: «Если при обучении светским наукам родилось во мне такое желание и такая горячность, от того, что я упражнялся в чтении и оно обратилось мне в навык; то тем более (будет так) при обучении добродетели, и из этого примера я почерпал много силы и усердия».

Картина его внутренней жизни, и преуспеянии под руководством старцев открывается нам отчасти из его вопросов к духовным отцам, и наставникам в благочестии; а в поучениях его находим некоторые случаи, свидетельствующие о том, как он понуждал себя к добродетели и как преуспел в ней. Обвиняя всегда самого себя, он старался покрывать недостатки ближних любовью, и проступки их в отношении к нему приписывал искушению или незлонамеренной простоте. Так в 4-м поучении своем, Преподобный приводит несколько примеров, из которых видно, что, будучи сильно оскорбляем, он терпеливо переносил это, и, проведя, как он сам говорит, в общежитии 9-ть лет, никому не сказал оскорбительного слова.

Послушание, назначенное ему игуменом Серидом, состояло в том, чтобы принимать и успокаивать странников, и здесь не раз выказывалось его великое терпение и усердие к служению ближним и Богу. «Когда я был в общежитии, говорит о себе преподобный Дорофей, Игумен, с советом старцев, сделал меня странноприимцем, а у меня не задолго перед тем была сильная болезнь. И так (бывало) вечером приходили странники, и я проводил вечер с ними; потом приходили еще погонщики верблюдов, и я служил им; часто и после того, как я уходил спать, опять встречалась другая надобность, и меня будили, а между тем наставал и час бдения. Едва только я засыпал, как канонарх уже будил меня; но от труда или от болезни я был в изнеможении, и сон опять овладевал мною так, что расслабленный от жара, я не помнил сам себя и отвечал ему сквозь сон: "Хорошо, господин, Бог да помянет любовь твою, и да наградит тебя; ты приказал, - я приду, господин". Потом, когда он уходил, я опять засыпал и очень скорбел, что опаздывал идти в церковь. А как канонарху нельзя было ждать меня; то я упросил двух братий, одного, чтобы он будил меня, другого, чтобы он не давал мне дремать на бдении, и поверьте мне, братия, я так почитал их, как бы через них совершалось мое спасение и питал к ним великое благоговение». Подвизаясь таким образом, преподобный Дорофей достиг высокой меры духовного возраста, и, будучи сделан начальником больницы, которую брат его устроил в монастыре преподобного Серида, служил для всех полезным примером любви к ближнему, и в то же время врачевал душевные язвы и немощи братии. Глубокое смирение его выражается и в самых тех словах, которыми он говорит о сем в 11-м поучении своем. «Когда я был в общежитии, не знаю, как братия заблуждались (касательно меня) и исповедывали мне помышления свои, и Игумен с советом старцев велел мне взять на себя эту заботу». Под его-то руководством преуспел в столь краткое время и тот простосердечный делатель послушания Досифей, описанию жизни которого посвящено несколько особых страниц сей книги. - Имея с самого поступления в монастырь наставником своим св. Иоанна пророка, преподобный Дорофей принимал от него наставления, как из уст Божиих, и считал себя счастливым, что в бытность свою в общежитии удостоился послужить ему, как сам он говорит об этом в поучении своем о Божественном страхе: «Когда я еще был в монастыре Аввы Серида, случилось, что служитель старца Аввы Иоанна, ученика Аввы Варсануфия, впал в болезнь, и Авва повелел мне служить старцу. А я и двери келлии его лобызал извне (с таким же чувством), с каким иной поклоняется честному кресту, тем более (был я рад) служить ему». Подражая во всем примеру святых подвижников и исполняя делом благодатные наставления отцев своих: Великого Варсануфия, Иоанна и игумена Серида, преподобный Дорофей был, несомненно, и наследником их духовных дарований. Ибо Промысл Божий не оставил его под спудом неизвестности, но поставил на свещнике настоятельства; тогда как он желал уединения и безмолвия, что видно из его Вопросов старцам.

Авва Дорофей - один из наиболее почитаемых христианских святых. Он известен в первую очередь как автор нравственных поучений, о которых и пойдет речь в этой статье.

Биография преподобного аввы Дорофея

Несмотря на то что этот святой широко известен и за религиозными кругами, о его жизни известно достаточно мало. Он жил в VI веке, в юном возрасте изучал светские науки, к которым не имел особенной тяги, но со временем полюбил чтение поучительной литературы. Эти книги казались ему настолько интересными, что иногда его невозможно было оторвать от любимого занятия. Спустя какое-то время юноша почувствовал тягу к иночеству - так он начал подвизаться в обители аввы Серида, что находилась в Палестине.

Жизнь в святой обители

В монастыре, кроме выполнения послушаний, он изучал наставления и жития церкви, занимался тем, что устраивал в обители посетителей монастыря. По этой причине ему приходилось общаться с людьми самого разного возраста, статуса и положения, многим из которых необходимы были утешение и защита. Это позволяло ему учиться смирению и обогащать свой жизненный опыт.

Около десяти лет провел он в святой обители, успел построить за это время лечебницу, где работал сам. Все это время он был послушником преподобного Иоанна Пророка, а после его смерти ушел из обители аввы Серида в пустыню. Вскоре к нему стали приходить паломники - в итоге у аввы появился собственный монастырь, где он прожил всю оставшуюся жизнь, наставляя своих учеников. За это долгое время авва Дорофей создал большое количество нравственных наставлений.

Поучения аввы Дорофея

Преподобный авва оставил после себя несколько посланий, более двадцати поучений и 87 ответов своего духовного отца Иоанна Пророка и преподобного Варсануфия Великого на различные свои вопросы. Кроме того, были опубликованы письма, написанные рукой аввы Дорофея. Все эти произведения изложены ясным, отточенным и одновременно простым языком, они отличаются доступностью и мудростью. Сквозь все тексты авторства аввы проходит мысль о том, что необходимыми добродетелями для духовной жизни являются смирение в сочетании с любовью к Богу и к ближнему своему. Манера изложения безыскусствена и очень хорошо отражает характер преподобного. Как описывал его один из учеников, к братии авва обращался стыдливо, приветливо и с большим смирением. В обращении с людьми он был добродушен и прост - именно это является началом единодушия, основы других добродетелей.

Его сочинения были и остаются популярными. Раньше они в обязательном порядке переписывались во многих монастырях, а сейчас их регулярно переиздают. Наверное, не найдется ни одного православного монастыря, в библиотеке которого не было бы издания поучений аввы. Известны случаи, когда известные святители Руси переписывали его книги от руки. Так происходит потому, что хотя тексты и адресованы инокам, на самом деле советы, наставления и душеполезные поучения аввы Дорофея представляют собой основу для каждого, кто вступил на путь духовного совершенствования и стремится исполнять Божьи заповеди. Его книги становятся надежным путеводителем для достижения этой цели, их можно назвать своеобразной азбукой. Произведения аввы высоко оценивали преподобный Феодор Студит и

«Душеполезные поучения»

Одно из наиболее значимых аскетических произведений дает ответы на основные вопросы монашеской жизни и духовного подвига. Фактически это подробное руководство для обитателей монастырей, поскольку указания, данные в книге, точны и конкретны - общие рассуждения практически отсутствуют. В этой книге преподобный авва подводит итоги сформировавшейся на тот период традиции аскетического опыта.

Мнение преподобного о духовной жизни

Авва Дорофей считал, что главное в духовном подвиге - отсечение собственных желаний, то есть покорность выбранному духовному отцу и смирение - так начинается путь к добру. Это также и возможность бесстрастия, поскольку повод волноваться о своих несбывшихся желаниях исчезает, а внимание устремляется на духовное делание. Но подчиняться нужно лишь старцам, которые по сути своей являются харизматиками, подобными первому человеку Адаму, который во время пребывания в раю постоянно восславлял Бога молитвой и находился в состоянии созерцания - грех нарушил его первозданное состояние.

В книге «Поучения аввы Дорофея» находится всего двадцать одно поучение, каждое из которых посвящено какому-либо аспекту иноческой жизни. В основном преподобный рассуждает о грехах, от которых следует избавляться: о лжи, о злопамятности, об осуждении ближнего. Авва Дорофей напоминает, что ни в коем случае нельзя опираться на свой разум - это значит, что возникает необходимость духовных руководителей, жить нужно в постоянном страхе Божьем. Он говорит о том, как нужно переносить искушения и сомнения, как создать в душе дом для добродетелей.

Кроме чисто практических наставлений в книге также можно найти главу с краткими и емкими изречениями аввы Дорофея, а также обращения к конкретным лицам в монастыре, например, к келарям. В финале каждого из поучений авва не только раскрывает суть предмета, которому посвящена глава: он призывает читателей бороться с тем или иным грехом, укреплять определенную добродетель.

Переиздания произведений

В конце многих изданий произведений аввы к основным поучениям обычно добавлены послания и его вопросы к великим святым.

Также существуют современные переиздания этого произведения, например, «Наставления преподобного аввы Дорофея на каждый день недели», которые представляют собой краткий конспект поучений аввы, соответствующий дням недели. Создана она с той целью, чтобы верующие люди могли чаще обращаться к поучениям святого отца. Фактически книга является сборником мудрых цитат.

Таким образом, произведения преподобного аввы Дорофея адресованы не только инокам, но и всем христианам, желающим спасти свою душу, поскольку его наставления решают основные вопросы духовной жизни, которая так важна для каждого верующего человека. Именно поэтому тексты аввы продолжают быть актуальными до сих пор.

Пре-по-доб-ный ав-ва До-ро-фей был уче-ни-ком пре-по-доб-но-го Иоан-на Про-ро-ка в па-ле-стин-ском мо-на-сты-ре ав-вы Се-ри-да в VI ве-ке.

В мо-ло-до-сти он усерд-но изу-чал на-у-ки. "Ко-гда учил-ся я внеш-не-му уче-нию, - пи-сал ав-ва, - то вна-ча-ле весь-ма тя-го-тил-ся я уче-ни-ем, так что, ко-гда при-хо-дил брать кни-гу, то шел как бы к зве-рю. Но ко-гда стал я при-нуж-дать се-бя, то Бог по-мог мне, и я так при-вык, что не знал, что ел, что пил, как спал, от теп-ло-ты, ощу-ща-е-мой при чте-нии. Ни-ко-гда не мог-ли за-влечь ме-ня за тра-пе-зу к ко-му-ли-бо из дру-зей мо-их, да-же не хо-дил к ним и для бе-се-ды во вре-мя чте-ния, хо-тя лю-бил я об-ще-ство и лю-бил то-ва-ри-щей мо-их. Ко-гда от-пус-кал нас фило-соф... я от-хо-дил ту-да, где жил, не зная, что бу-ду есть, ибо не хо-тел тра-тить вре-ме-ни для рас-по-ря-же-ния на-счет пи-щи". Так впи-ты-вал пре-по-доб-ный ав-ва До-ро-фей книж-ную пре-муд-рость.

С еще боль-шей рев-но-стью по-свя-тил он се-бя ино-че-ско-му де-ла-нию, ко-гда уда-лил-ся в пу-сты-ню. "Ко-гда при-шел я в мо-на-стырь, - вспо-ми-нал пре-по-доб-ный, - то го-во-рил се-бе: ес-ли столь-ко люб-ви, столь-ко теп-ло-ты бы-ло для внеш-ней муд-ро-сти, то тем бо-лее долж-но быть для доб-ро-де-те-ли, - и тем бо-лее укре-пил-ся".

Од-ним из пер-вых по-слу-ша-ний пре-по-доб-но-го До-ро-фея бы-ло встре-чать и устра-и-вать при-хо-див-ших в оби-тель бо-го-моль-цев. Ему при-хо-ди-лось бе-се-до-вать с людь-ми раз-но-го по-ло-же-ния, нес-ши-ми все-воз-мож-ные тя-го-ты и ис-пы-та-ния, бо-ри-мы-ми раз-но-об-раз-ны-ми ис-ку-ше-ни-я-ми. На сред-ства од-но-го бра-та пре-по-доб-ный До-ро-фей вы-стро-ил боль-ни-цу, в ко-то-рой сам при-слу-жи-вал. Сам свя-той ав-ва так опи-сы-вал свое по-слу-ша-ние: "В то вре-мя я толь-ко что встал от бо-лез-ни тяж-кой. И вот при-хо-дят стран-ни-ки ве-че-ром, - я про-во-дил с ни-ми ве-чер, а там по-гон-щи-ки вер-блю-дов, - и им при-го-тов-лял я нуж-ное; мно-го раз слу-ча-лось, что ко-гда от-хо-дил я спать, встре-ча-лась дру-гая нуж-да, и ме-ня бу-ди-ли, - а за-тем при-бли-жал-ся час бде-ния". Чтобы бо-роть-ся со сном, пре-по-доб-ный До-ро-фей упро-сил од-но-го бра-та бу-дить его к служ-бе, а дру-го-го не поз-во-лять дре-мать во вре-мя бде-ния. "И по-верь-те мне, - го-во-рил свя-той ав-ва, - я так ува-жал их, слов-но от них за-ви-се-ло мое спа-се-ние".

В те-че-ние 10 лет пре-по-доб-ный До-ро-фей был ке-лей-ни-ком у пре-по-доб-но-го . Еще и преж-де он от-кры-вал ему все по-мыс-лы, а но-вое по-слу-ша-ние со-еди-нил с со-вер-шен-ным пре-да-ни-ем се-бя в во-лю стар-ца, так что не имел ни-ка-кой скор-би. Бес-по-ко-ясь, что он не ис-пол-нит за-по-ведь Спа-си-те-ля о том, что мно-ги-ми скор-бя-ми по-до-ба-ет вой-ти в Цар-ство Небес-ное, ав-ва До-ро-фей от-крыл этот по-мысл стар-цу. Но пре-по-доб-ный Иоанн от-ве-тил: "Не скор-би, те-бе не о чем бес-по-ко-ить-ся, кто на-хо-дит-ся в по-слу-ша-нии у от-цов, тот на-сла-жда-ет-ся без-за-бот-но-стью и по-ко-ем". Пре-по-доб-ный До-ро-фей счи-тал сча-стьем для се-бя слу-жить ве-ли-ко-му стар-цу, но все-гда был го-тов усту-пить эту честь дру-гим. Кро-ме от-цов оби-те-ли ав-вы Се-ри-да, пре-по-доб-ный До-ро-фей по-се-щал и слу-шал на-став-ле-ния и дру-гих совре-мен-ных ему ве-ли-ких по-движ-ни-ков, в том чис-ле и пре-по-доб-но-го ав-вы Зо-си-мы.

По-сле кон-чи-ны пре-по-доб-но-го Иоан-на Про-ро-ка, ко-гда ав-ва Вар-са-ну-фий при-нял на се-бя со-вер-шен-ное мол-ча-ние, пре-по-доб-ный До-ро-фей оста-вил мо-на-стырь ав-вы Се-ри-да и ос-но-вал дру-гую оби-тель, ино-ков ко-то-рой окорм-лял до са-мой кон-чи-ны.

Пре-по-доб-но-му ав-ве До-ро-фею при-над-ле-жит 21 по-уче-ние, несколь-ко по-сла-ний, 87 во-про-сов с за-пи-сан-ны-ми от-ве-та-ми пре-по-доб-ных и Иоан-на Про-ро-ка. В ру-ко-пи-сях из-вест-ны так-же 30 слов о по-движ-ни-че-стве и за-пись на-став-ле-ний пре-по-доб-но-го ав-вы Зо-си-мы. Тво-ре-ния ав-вы До-ро-фея ис-пол-не-ны глу-бо-кой ду-хов-ной муд-ро-сти, от-ли-ча-ют-ся яс-ным, от-то-чен-ным сти-лем, про-сто-той и до-ступ-но-стью из-ло-же-ния. По-уче-ния рас-кры-ва-ют внут-рен-нюю жизнь хри-сти-а-ни-на, по-сте-пен-ное вос-хож-де-ние его в ме-ру воз-рас-та Хри-сто-ва. Свя-той ав-ва ча-сто об-ра-ща-ет-ся к со-ве-там ве-ли-ких свя-ти-те-лей: , . По-слу-ша-ние и сми-ре-ние, со-еди-нен-ные с глу-бо-кой лю-бо-вью к Бо-гу и ближ-ним, яв-ля-ют-ся те-ми доб-ро-де-те-ля-ми, без ко-то-рых невоз-мож-на ду-хов-ная жизнь, - эта мысль про-ни-зы-ва-ет все по-уче-ния ав-вы До-ро-фея.

В из-ло-же-нии вез-де ощу-ти-ма лич-ность пре-по-доб-но-го До-ро-фея, ко-то-ро-го его уче-ник, пре-по-доб-ный До-си-фей (па-мять 19 фев-ра-ля), оха-рак-те-ри-зо-вал так: "К под-ви-зав-шей-ся с ним бра-тии он от-но-сил-ся со стыд-ли-во-стью, сми-ре-ни-ем и при-вет-ли-во, без гор-до-сти и дер-зо-сти; ему бы-ли свой-ствен-ны доб-ро-ду-шие и про-сто-та, он усту-пал в спо-ре, - а ведь это на-ча-ла бла-го-го-ве-ния, доб-ро-же-ла-тель-ства и то-го, что сла-ще ме-да - еди-но-ду-шия, ма-те-ри всех доб-ро-де-те-лей".

По-уче-ния ав-вы До-ро-фея яв-ля-ют-ся на-чаль-ной кни-гой всту-пив-ших на путь ду-хов-но-го де-ла-ния. Про-стые со-ве-ты, как по-сту-пить в том или дру-гом слу-чае, и тон-чай-ший ана-лиз по-мыс-лов и дви-же-ний ду-ши яв-ля-ют-ся на-деж-ным ру-ко-вод-ством для тех, кто ре-шил опыт-ным пу-тем чи-тать тво-ре-ния ав-вы До-ро-фея. Ино-ки, на-чав чи-тать эту кни-гу, не рас-ста-ют-ся с ней всю жизнь.

Тво-ре-ния ав-вы До-ро-фея на-хо-ди-лись во всех мо-на-стыр-ских биб-лио-те-ках и непре-стан-но пе-ре-пи-сы-ва-лись. На Ру-си его кни-га; ду-ше-по-лез-ных по-уче-ний и от-ве-тов пре-по-доб-ных Вар-са-ну-фия Ве-ли-ко-го и Иоан-на Про-ро-ка по ко-ли-че-ству спис-ков бы-ла са-мой рас-про-стра-нен-ной, на-ря-ду с "Ле-стви-цей" пре-по-доб-но-го и тво-ре-ни-я-ми пре-по-доб-но-го . Из-вест-но, что пре-по-доб-ный Ки-рилл Бе-ло-зер-ский († 1427, па-мять 9 июня), несмот-ря на мно-го-чис-лен-ные обя-зан-но-сти игу-ме-на, соб-ствен-но-руч-но пе-ре-пи-сал по-уче-ния ав-вы До-ро-фея вме-сте с "Ле-стви-цей" пре-по-доб-но-го Иоан-на.

По-уче-ния ав-вы До-ро-фея от-но-сят-ся не толь-ко к ино-кам: во все вре-ме-на эту кни-гу чи-та-ли все, кто стре-мил-ся ис-пол-нить за-по-ве-ди Спа-си-те-ля.

Если бы мы помнили, братия, слова святых старцев, если бы мы всегда поучались в них, то мы не предавались бы так легко беспечности о себе: ибо если бы мы, как они сказали, не порадели о малом, и о том, что нам кажется ничтожным, то не впадали бы в великое и тяжкое. Я всегда говорю вам, что от сих незначительных (грехов), от того, что говорим: «Какая важность в том, или в другом», образуется в душе злой навык, и (человек) начинает нерадеть и о великом. Знаете ли, какой тяжкий грех осуждать ближнего? Ибо что тяжелее сего? Что столько ненавидит Бог? От чего столько отвращается? Как и отцы сказали, что нет ничего хуже осуждения. Однако и в такое великое зло человек приходит от сего же (нерадения) о ничтожном по-видимому. Ибо от того, что (человек) дозволит себе малое зазрение ближнего, от того, что говорим: «Что за важность, если послушаю что говорит сей брат? Что за важность, если и я скажу одно вот такое-то слово? Что за важность, если я посмотрю, что будет делать сей брат, или тот странник?» - (От сего самого) ум начинает оставлять свои грехи без внимания и замечать грехи ближнего. И от сего потом происходит, что мы осуждаем, злословим, уничижаем (ближних), а наконец впадаем и в то самое, что осуждаем. Ибо от того, что (человек) не заботится о своих грехах «и не оплакивает», - как сказали отцы, - «своего мертвеца», не может он преуспеть ни в чем добром, но всегда обращает внимание на дела ближнего. А ничто столько не прогневляет Бога, ничто так не обнажает человека и не приводит в оставление (от Бога), как злословие, или осуждение, или уничижение ближнего.

Иное же дело злословить или порицать, иное осуждать, и иное уничижать. Порицать значит сказать о ком-нибудь: «Такой-то солгал, или разгневался, или впал в блуд, или (сделал) что-либо подобное». Вот такой злословил (брата), то есть сказал пристрастно о его согрешении. А осуждать значит сказать: «Такой-то лгун, гневлив, блудник». Вот сей осудил самое расположение души его, произнес приговор о всей его жизни, говоря, что он таков-то, и осудил его, как такого - а это тяжкий грех.

Ибо иное сказать: «Он разгневался», и иное сказать: «Он гневлив», и как я сказал, произнести (таким образом) приговор о всей его жизни. А (грех) осуждения столько тяжелее всякого другого греха, что сам Христос сказал: лицемере, изми первее бревно из очесе твоего, и тогда прозриши изъяти сучец из очесе брата твоего (Лук. 6, 42), и грех ближнего уподобил сучку, а осуждение - бревну. Так-то тяжело осуждение, превосходящее всякий грех.

И фарисей оный, молясь и благодаря Бога за свои добродетели, не солгал, но говорил истину, и не за то был осужден: ибо мы должны благодарить Бога, когда сподобились сделать что-либо доброе, потому что Он помог и содействовал нам в этом. За сие фарисей не был осужден, как я сказал, что он благодарил Бога, исчисляя свои добродетели, и не за то он был осужден, что сказал: несмь якоже прочие человецы, но когда он обратился к мытарю и сказал: или якоже сей мытарь, тогда он подвергся осуждению; ибо он осудил самое лицо, самое расположение души его и, кратко сказать, всю жизнь его. Посему мытарь и вышел оправдан паче оного (Лук. 18, 11).

Нет ничего тяжелее, как я много раз говорил, нет ничего хуже осуждения, презрения или уничижения ближнего. Почему мы не осуждаем лучше самих себя и наши грехи, которые мы достоверно знаем и за которые должны будем дать ответ пред Богом? Зачем восхищаем (себе) суд Божий? Чего хотим от Его создания? Не должны ли мы трепетать, слыша, что случилось с великим оным старцем, который, узнав о некоем брате, что он впал в блуд, сказал: «О, худо он сделал!» Или вы не знаете, какое ужасное событие повествуется о нем в Отечнике? Святый ангел принес к нему душу согрешившего и сказал ему: «Посмотри, тот, кого ты осудил, умер; куда же повелишь ты поместить его, в Царство или муку?» Есть ли что страшнее сей тяготы? Ибо что иное значат слова ангела к старцу, как не сие: поелику ты судия праведных и грешных, то скажи, что повелишь о смиренной душе сей? Помилуешь ли ты ее, или предашь мучению? Святый старец, пораженный сим, все остальное время жизни своей провел в стенаниях, слезах и в безмерных трудах, молясь Богу, чтобы Он простил ему тот грех, - и (все) это уже после того, как он, пав на лице свое к ногам святого ангела, получил прощение. Ибо сказанное ангелом: «Вот Бог показал тебе, какой тяжкий грех осуждение, чтобы ты более не впал в него», уже означало прощение; однако душа старца до самой смерти его не хотела более утешиться и оставить свой плач.

Итак, чего хотим и мы от нашего ближнего? Чего хотим от чужой тяготы? Есть у нас о чем заботиться, братия! Каждый да внимает себе и своим грехам. Одному Богу принадлежит (власть) оправдывать и осуждать, поелику Он знает и душевное устроение каждого, и силу, и образ воспитания и дарования, и телосложение и способности; и сообразно с этим судит каждого, как Он сам Един знает. Ибо иначе судит Бог дела епископа, и иначе правителя (мирского), иначе судит дела игумена и иначе ученика, иначе старого и иначе юного, иначе больного и иначе здорового, И кто может знать все суды сии? Только Един, сотворивший всех, все создавший и все ведущий.

Помню, я слышал, что некогда было такое происшествие. В некоторый город пришел корабль с невольниками, а в городе том жила одна святая дева, весьма внимавшая себе. Она, услышав, что пришел оный корабль, очень обрадовалась, ибо желала купить себе маленькую девочку и думала: «Возьму и воспитаю ее, как хочу, чтобы она вовсе не знала пороков мира сего». Она послала за хозяином корабля того и, призвав его к себе, узнала, что у него есть две маленькие девочки, именно такие, каких она желала, и тотчас с радостью отдала она цену (за одну из них) и взяла ее к себе. Когда же хозяин корабля удалился из того места, где пребывала оная святая, и едва отошел немного, встретила его одна блудница, совершенно развратная, и увидев с ним другую девочку, захотела взять ее; условившись с ним, отдала цену, взяла (девочку) и ушла с ней. Видите ли тайну Божию? Видите ли суд (Божий)? Кто может объяснить это? Итак, святая дева взяла ту маленькую, воспитала ее в страхе Божием, наставляя ее на всякое благое дело, обучая ее иноческому житию, и кратко сказать, во всяком благоухании святых заповедей Божиих. Блудница же, взявши ту несчастную, сделала ее орудием диавола. Ибо чему могла оная зараза научить ее, как не погублению души своей? Итак, что мы можем сказать о страшной сей судьбе? Обе были малы, обе проданы, не зная сами, куда идут, и одна оказалась в руках Божиих, а другая впала в руки диавола. Можно ли сказать, что Бог равно взыщет как с одной, так и с другой? Как это возможно? Если обе впадут в блуд, или в иной грех, можно ли сказать, что обе они подвергнутся одному суду, хотя и обе впали в одно и тоже согрешение? Возможно ли это? Одна знала о суде, о Царстве Божием, день и ночь поучалась в словах Божиих; другая же, несчастная, никогда не видала и не слышала ничего доброго, но всегда, напротив, все скверное, все диавольское: как же возможно, чтобы обе были судимы одним судом?

Итак, никакой человек не может знать судеб Божиих, но Он Един ведает все и может судить согрешения каждого, как Ему единому известно. Действительно случается, что брат погрешает по простоте; но имеет одно доброе дело, которое угодно Богу более всей твоей жизни: а ты судишь и осуждаешь его, и отягощаешь душу свою. Если же и случилось ему преткнуться, почему ты знаешь, сколько он подвизался и сколько пролил крови своей прежде согрешения; и теперь согрешение его является пред Богом, как бы дело правды? Ибо Бог видит труд его и скорбь, которые он, как я сказал, подъял прежде согрешения, и милует его. А ты знаешь только сие (согрешение); и тогда как Бог милует его, ты осуждаешь его и губишь душу свою. Почему ты знаешь, сколько слез он пролил о сем пред Богом? Ты видел грех его, а покаяния его не видел.

Иногда же мы не только осуждаем, но и уничижаем (ближнего); ибо иное, как я сказал, осуждать и иное уничижать. Уничижение есть то, когда человек не только осуждает (другого), но презирает его, то есть гнушается ближним и отвращается от него, как от некоей мерзости: это хуже осуждения и гораздо пагубнее. Хотящие же спастись не обращают внимания на недостатки ближних, но всегда смотрят на свои собственные и преуспевают. Таков был тот, который, видя, что брат его согрешил, вздохнул и сказал: «Горе мне! Как он согрешил сегодня, так согрешу и я завтра». Видишь ли твердость? Видишь ли настроение [В слав.: «уготовление», то есть к искушениям] души? Как он тотчас нашел средство избегнуть осуждения брата своего. Ибо сказав: «Так и я завтра», он внушил себе страх и попечение о том, что и он в скором времени может согрешить, и так избежал осуждения ближнего. Притом не удовлетворился этим, но и себя повергнул под ноги его, сказав: «И он (по крайней мере) покается о грехе своем, а я не покаюсь, как должно, не достигну покаяния, не в силах буду покаяться». Видишь просвещение Божественной души? Он не только успел избежать осуждения ближнего, но и себя самого повергнул под ноги его. Мы же, окаянные, без разбора осуждаем, гнушаемся, уничижаем, если что-либо видим, или услышим, или только подозреваем; и что еще хуже, мы не останавливаемся на своем собственном вреде, но, встречая и другого брата, тотчас говорим ему: то и то случилось, и вредим ему, внося в сердце его грех [В греч.: вливая в сердце его зловонную нечистоту]. И не боимся мы сказавшего: горе напаяющему подруга своего развращением мутным (Аввак. 2, 15), но совершаем бесовское дело, и нерадим о сем. Ибо что иное делать бесу, как не смущать и не вредить? А мы оказываемся помощниками бесов на погибель свою и ближнего: ибо, кто вредит душе, тот содействует и помогает демонам, а кто приносит ей пользу, тот помогает святым ангелам. От чего же мы впадаем в сие, как не от того, что нет в нас любви? Ибо, если бы мы имели любовь, то с соболезнованием и состраданием смотрели бы на недостатки ближнего, как сказано: любы покрывает множество грехов (1 Петр. 4, 8). Любы не мыслит зла; вся покрывает и проч. (1 Кор. 13, 5).

Итак, если бы, как я сказал, мы имели любовь, то сия любовь покрыла бы всякое согрешение, как и святые делают, видя недостатки человеческие. Ибо разве святые слепы и не видят согрешений? Да и кто столько ненавидит грех, как святые? Однако они не ненавидят согрешающего и не осуждают его, не отвращаются от него; но сострадают ему, скорбят о нем, вразумляют, утешают, врачуют его, как больной член, и делают все для того, чтобы спасти его. Как рыбаки, когда закинут уду в море и, поймав большую рыбу, чувствуют, что она мечется и бьется, то не вдруг сильно влекут ее, ибо иначе прервется вервь и они совсем потеряют рыбу; но пускают вервь свободно и послабляют ей идти, как хочет; когда же увидят, что рыба утомилась и перестала биться, тогда мало-помалу притягивают ее; так и святые долготерпением и любовью привлекают брата, а не отвращаются от него и не гнушаются им. Как мать, имеющая безобразного сына, не только не гнушается им и не отвращается от него, но и украшает его с любовью, и все, что ни делает, делает для его утешения; так и святые всегда покрывают, украшают, помогают, чтобы и согрешающего со временем исправить, и никто другой не получил от него вреда, и им самим более преуспеть в любви Христовой.

Что сделал святый Аммон, когда однажды братия пришли к нему в смущении и сказали ему: «Пойди и посмотри, отче, у такого-то брата в келии женщина». Какое милосердие показала, какую любовь имела святая оная душа! Понявши, что брат скрыл женщину под кадкою, он пошел и сел на оную, и велел им искать по всей келлии. Когда же они ничего не нашли, он сказал им: «Бог да простит вас». И так он постыдил их, утвердил и оказал им великую пользу, научив их не легко верить обвинению на ближнего; и брата оного исправил, не только покрыв его по Боге, но и вразумив его, когда нашел удобное к тому время. Ибо, выслав всех вон, он взял его за руку и сказал ему: «Подумай о душе своей, брат». Брат сей тотчас устыдился, пришел в умиление и тотчас подействовало на душу его человеколюбие и сострадание старца.

Итак, приобретем и мы любовь, приобретем снисходительность к ближнему, чтобы сохранить себя от пагубного злословия, осуждения и уничижения и будем помогать друг другу, как своим собственным членам. Кто, имея рану на руке своей, или на ноге, или на другом каком члене, гнушается собою, или отсекает член свой, хотя бы он и гноился? Не скорее ли очищает он его, омывает, накладывает на него пластырь, обвязывает, окропляет святой водой, молится и просит святых помолиться о нем, как сказал и Авва Зосима? Одним словом, (никто) не оставляет своего члена (в небрежении), не отвращается от него, ни даже от зловония его, но делает все для того, чтобы излечить его. Так должны и мы сострадать друг другу, должны помогать друг другу, сами и посредством других сильнейших, и все придумывать и делать для того, чтобы помогать и себе, и один другому; ибо мы члены друг друга, как говорит Апостол: Такожде мнози едино тело есмы о Христе, а по единому друг другу уди (Рим. 12, 5), и: аще страждет един уд, с ним страждут вси уди (1 Кор. 12, 26). Чем кажутся вам общежития? Не суть ли они одно тело, и (все составляющие общежитие) члены друг друга. Правящие и наставляющие суть глава; наблюдающие и исправляющие - очи; пользующие словом - уста; слушающие их - уши; делающие - руки, а ноги суть посылаемые и исполняющие служение. - Глава ли ты? - Наставляй. Око ли? - Наблюдай, смотри. Уста ли? - Говори, пользуй. Ухо ли? - Слушай. Рука ли? - Делай. Нога ли? - Служи. Каждый да служит телу по силе своей, и старайтесь постоянно помогать друг другу: или учением, влагая слово Божие в сердце брату, или утешением во время скорби, или подаянием помощи в деле служения. И одним словом, каждый, как я сказал, по силе своей, старайтесь иметь единение друг с другом; ибо, чем более кто соединяется с ближним, тем более соединяется он с Богом.

И чтобы вам яснее понять силу сказанного, предложу вам сравнение, преданное от отцов. Представьте себе круг, начертанный на земле, средина которого называется центром; а прямые линии, идущие от центра к окружности, называются радиусами. Теперь вникните, что я буду говорить: предположите, что круг сей есть мир, а самый центр круга - Бог; радиусы же, то есть прямые линии, идущие от окружности к центру, суть пути жизни человеческой. Итак, насколько святые входят внутрь круга, желая приблизиться к Богу, настолько, по мере вхождения, они становятся ближе и к Богу, и друг к другу; и сколько приближаются к Богу, столько приближаются и друг к другу; и сколько приближаются друг к другу, столько приближаются и к Богу. Так разумейте и об удалении. Когда удаляются от Бога и возвращаются к внешнему, то очевидно, что в той мере, как они исходят от средоточия и удаляются от Бога, в той же мере удаляются и друг от друга; и сколько удаляются друг от друга, столько удаляются и от Бога. Таково естество любви: насколько мы находимся вне и не любим Бога, настолько каждый удален и от ближнего. Если же возлюбим Бога, то сколько приближаемся к Богу любовью к Нему, столько соединяемся любовью и с ближним; и сколько соединяемся с ближним, столько соединяемся с Богом. Господь Бог да сподобит нас слышать полезное и исполнять оное; ибо по мере того, как мы стараемся и заботимся об исполнении слышанного, и Бог всегда просвещает нас и научает воле Своей. Ему слава и держава во веки веков. Аминь.